Восточные деньги пугают Запад
26 марта, 01:59 | Андрей МИЛОВЗОРОВ
Страны-экспортеры нефти и газа, а также растущие экономики Восточной Азии в последние годы аккумулировали огромные средства от профицита внешней торговли. Многие из них откладывают эти деньги на черный день или будущим поколениям – в специальные фонды национального благосостояния (Sovereign Wealth Funds, SWF). По оценкам Deutsche Bank, сейчас в мире насчитывается около 40 финансовых институтов, которые подходят под определение SWF. В их распоряжении в общей сложности свыше $3,2 трлн – больше, чем во всей мировой системе хедж-фондов. По прогнозу аналитиков Merrill Lynch, в 2011 г. активы крупнейших суверенных фондов могут достичь $8 триллионов. А по оценкам Morgan Stanley, если динамика нефтяных рынков не претерпит существенных изменений, то к 2015 г. только в фондах стран Персидского залива скопится $5 трлн - $6 триллионов. Вместе с SWF таких стран, как Россия, Китай и Южная Корея, эти активы достигнут $12 трлн, то есть сравняются с ВВП США.
Такая финансовая мощь – неподконтрольная, придерживающаяся своих правил и приоритетов – не может не беспокоить Запад. Ипотечный кризис в США спровоцировал дефицит ликвидности в западной финансовой системе, чем не преминули воспользоваться суверенные фонды: только в последнем квартале 2007 г. они вложили более $66 млрд в банки и другие финансовые компании, пострадавшие от кризиса. И вот уже многие западные эксперты и СМИ бьют тревогу: "Восток отправился в поход на Запад!", "Нефтяные деньги скупают все на корню!". А международные институты разрабатывают "правила поведения" для SWF. Этим уже озаботились и Всемирный экономический форум в Давосе, и финансовая G7, и ОЭСР, и МВФ. Недавно о намерении выработать целый "кодекс" для суверенных фондов объявил Евросоюз.
Из всех SWF пока только сингапурский GIC ($330 млрд) изъявил готовность внимать этим рекомендациям. Вице-председатель фонда Тони Тан заявил, что GIC намерен в ближайшее время повысить свою прозрачность, в том числе более частой публикацией отчетов о финансовой структуре фонда и системе его управления. Зато арабы в Давосе, когда представители американских банков потребовали большей прозрачности их фондов, недоумевали: "А зачем это надо?"
Впрочем, по мнению ряда экспертов, "фондофобия" – явление, мало связанное со здравым смыслом, и потому, возможно, временное. Во-первых, "SWF – это сам по себе довольно прозрачный механизм аккумулирования сверхдоходов, полученных от экспорта нефти и газа или других доходов, – отмечает президент Института энергетической политики Владимир Милов. – Правительства отказываются от того, чтобы тратить эти средства через бюджет или, наоборот, размещать какими-то коррупционными способами". Во-вторых, финансовые рынки Запада, пострадавшие от кризиса, нуждаются в притоке этих средств. Ну, а в-третьих, еще совсем недавно такая же фобия наблюдалась в отношении частных инвестфондов, которые брали дешевые кредиты и скупали доли в крупных компаниях. Однако кризис ликвидности свел на нет их активность, страх исчез – и выяснилось, что ничего существенного деятельность этих фондов не поменяла.
В настоящее время, по данным журнала Forbes, крупнейшим в мире суверенным фондом является Abu Dhabi Investment Authority (ADIA) в ОАЭ – $875 млрд (впрочем, Саудовская Аравия объявила о намерении превзойти ОАЭ в этой сфере). Этот и другие арабские фонды скупают на Западе практически все: акции банков и компаний, недвижимость. Так, в конце прошлого года ADIA приобрел 4,9% акций финансового гиганта Citygroup за $7,5 млрд (другим крупнейшим владельцем акций Citygroup является саудовский принц аль-Валид бин-Талаль), а затем – пакет акций второго в мире производителя компьютерных чипов концерна AMD. В последнее время немалую активность стали проявлять китайцы: в государственном инвестиционном фонде КНР (China International Capital Corp., CIC) сосредоточено $200 миллиардов. Недавно CIC и Industrial & Commercial Bank of China приобрели пятимиллиардные доли, соответственно, в Standard Bank и Morgan Stanley.
Российский Фонд национального благосостояния (меньшая часть разделенного Стабфонда, $32 млрд) не входит даже в десятку крупнейших подобных институтов. Тем не менее именно он беспокоит Запад едва ли не больше всего. Во многом из-за опасения прихода российского капитала Евросоюз спешно разрабатывает "кодекс поведения" для SWF. Европейцы, скорее всего, воплотят свой замысел и сделают это со всей бюрократической дотошностью. Пока "кодекс" будет носить рекомендательный характер для SWF, предписывая им раскрывать свою структуру, ежегодно обнародовать инвестиционную стратегию и запрещая использовать свои средства в политических целях. Но если эти рекомендации не будут услышаны (и фонды не станут "транспарентными"), то, по словам председателя Еврокомиссии Жозе Мануэля Баррозу, Брюссель законодательно ограничит их деятельность на рынке ЕС.
Владимир Милов полагает, что Россия сама дает Западу повод для опасений, вызывая у партнеров ненужный страх излишне агрессивными действиями на мировой арене или склонностью к монополизму. Однако дело тут, скорее, не в агрессивности, а в самостоятельности России на мировой арене. Такими же качествами обладает Китай, чья инвестиционная активность беспокоит США так же, как российская – Европу. Достаточно вспомнить, как в 2005 г. при активном содействии администрации Буша была заблокирована сделка по продаже нефтяной компании Unocal китайской государственной нефтяной корпорации CNOOC. В прошлом году во многом под впечатлением от китайского финансового могущества в США был разработан закон об инвестициях и национальной безопасности. Почему арабов с их колоссальными SWF не боятся так, как Россию и Китай? Да потому, что у последних "есть собственная международная повестка, собственные политические приоритеты. Этот факт дает основание сделать вывод, что они могут использовать финансовые возможности для получения не экономических, а политических выгод, – поясняет профессор Высшей школы экономики, бывший представитель МВФ в России Мартин Гилман. – К тому же, Россия и Китай явно склонны сами управлять своими деньгами, а не поручать это западным инвестиционным банкам".
Таким образом, налицо новое проявление протекционизма: Запад ограждает себя от "чуждых" капиталов. Постепенно эта фобия усиливается и распространяется практически на все деньги, которые "пахнут нефтью". Даже норвежский инвестиционный фонд (объемом $350 млрд) уже вызывает опасения у ЕС и США. The Independent приводит в этой связи слова министра финансов Норвегии Кристин Халворсен: "Они нас не любят, но им нужны наши деньги".
Вместе с тем, по мнению ряда экспертов, настоящую угрозу для финансовой системы Запада представляют отнюдь не SWF. "После азиатского кризиса все хотели усилить прозрачность на рынках, сделать риски более прогнозируемыми", – рассказывает профессор Гилман. И это благое намерение породило, по его словам, "нового Франкенштейна" – огромный нерегулируемый сектор финансового рынка: "хедж-фонды, фонды прямых инвестиций, забалансовые инвестиционные фонды в банках и так далее". Именно в них профессор видит настоящую проблему мировой финансовой системы. В этом же ключе высказывается и влиятельный экономический обозреватель The Financial Times Мартин Вольф: по его мнению, SWF – это, возможно, наименьшая из проблем по сравнению с другими инвесторами из стран со сверхдоходами – такими, как госконцерны типа "Газпрома" или "миллиардеры, которые получили благосостояние методами силы и мошенничества".
А экономист российского Deutsche Bank Ярослав Лисоволик полагает, что бояться роста SWF следует разве что инвестиционным банкам Запада, поскольку "фонды благосостояния станут новой категорией игроков в инвестиционной сфере в глобальном масштабе. Они будут соперничать с крупнейшими управляющими компаниями". В любом случае, приход восточного "благосостояния" на Запад признается свершившимся фактом, и многие считают это справедливым. Ведь деньги, которые Запад заплатил Востоку за нефть, возвращаются к нему в виде инвестиций. Остается, правда, вопрос: кто в итоге окажется их хозяином на Западе и на Востоке?